Заповедник и другие истории

По утрам вокруг нашего дома бегают физкультурники. Мне нравятся их разноцветные костюмы. Все они — местные жители. Русские эмигранты такими глупостями не занимаются. Мы по утрам садимся завтракать. Мы единственные в Америке завтракаем, как положено. Едим, например, котлеты с макаронами.

Детей мы наказываем за одно-единственное преступление. Ес­ли они чего-то не доели...

— Что тебя в ней привлекает? Я говорю, отчего ты полюбил именно ее, эту Анеле?
Балодис подумал и сказал:
— Не могу же я любить всех баб под Ригой...

Переезд катастрофически обесценивает вещи. В ходе переезда рождается леденящее душу наименование — скарб.

«Уйду, — подумал он, — к чертовой матери... Лодзь... Барнабели... Абстракционизм какой-то...»

Худ — живописец, левое крыло мирового авангарда. Работает в традициях метафизического синтетизма. Рисует преимущественно тару — ящики, банки, чехлы...

Если и делал подлости, то без ненужного рвения.

Мне стало противно, и я ушел. Вернее, остался.

Газетчик искренне говорит не то, что думает.

Активная жизнедеятельность затормозила нравственный рост.

Холуй этот до того обожает начальство, что путает его с родиной, эпохой, мирозданием...