Дюма - Три мушкетера

Так вот, если специалист по социальной психологии или социологии читает этот роман, то обращает внимание на то, как здорово описаны и применены характеры четырех друзей. По сути, они представляют собой качества или составляющие сверхдеятельной, результативной и эффективной личности.
Один из них - это воплощение нравственных ценностей, безупречной морали и правильного поведения.
Другой - воплощение силы и нерассуждающей, абсолютной верности.
Третий - это совершенный комбинаторный и аналитический разум и хитрость.
И, наконец, четвертый - это объединяющая всех и вся, невероятная воля, воля как в полагании цели, так и в её достижении.
В сверхличности, которую и представляют эти четыре друга, все эти качества на месте и каждое качество достигает своего абсолютного развития.
Hа читателей это сочетание оказывает просто магическое действие.
Подсознательно они чувствуют, что именно такая личность непобедима и совершенна. Причем такая личность, каждое из качеств которой есть тоже как бы личность, т.е., в достаточной степени и автономная, но также и прилаженная к другой такой же.
При этом никто не замечает, что Дюма, со свойственной блестящему галльскому уму иронией, не преминул четко указать, что - первый хронический, совершенно безвольный алкоголик; - второй - глуп и туп как пробка; - третий никогда и никому в здравом уме и твердой памяти не говорит правду и всегда одинок; - а четвертый - манипулирует всеми, кто ему попадается, включая и своих друзей, и за достижение своей цели бабушку родную готов если не продать, то уж использовать как ему заблагорассудится.

Потом этот принцип пытались воплотить многие писатели, они пытались описать идеальную группу, тоже результативную и непобедимую. Hо им не хватало понимания гениального открытия Дюма - что такая группа должна быть построена _не по функциональному_, а по личностному принципу.

Философское и социальное значение этого романа значительно больше, чем принято считать. Оно, это значение, как всегда у Дюма, не выпирает, как у какого-нибудь неуклюжего немца, даже и такого великого, как, скажем, Гёте.