Она стала писательницей, и именно потому, что она ею стала, а может, потому что стала она ею из-за того, что ее постоянно мучили вопросы о непостоянстве и переменчивости слов, эта особенность слов никогда не переставала ее волновать. Слово отнюдь не было вещью, конечно же нет. И ни одна вещь отнюдь не была неким словом. Но странным образом слова и вещи становились нераздельны. Неужели все на свете – это просто чья-то великая выдумка? Слова, точно невидимая кожа, окутывали весь мир, придавая ему видимость реально существующего. Однако нельзя было сказать, что весь мир немедленно исчезнет или перестанет казаться вполне реальным, если отнять у него слова или даже их уничтожить. В лучшем случае вещам, пожалуй, стоило бы благословлять слова, придающие им определенность, ну а слова могли бы благословлять все сущее.