Хромые кони

Город никогда не спит по-настоящему; лишь цепенеет белыми ночами, впадая в беспокойную полудрему. Завтракает он сигаретами, черным кофе и аспирином, а потом еще несколько часов изображает неостывший труп.

Мне насрать на его мнение, — сказал Хо. — Просто хочу доказать мудаку, что он не прав.

каждый оперативник неизбежно становится иудой. Ривер остолбенел бы, услышь он такое, но Лэм знает, что так оно и есть, — каждый оперативник в конце концов становится иудой, втихомолку торгующим собой за ту валюту, которая ему больше по сердцу.

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть друзья?
— И при этом самые лучшие, — подтвердил Хо. — Друзья, с которыми не надо встречаться.

Ты хочешь сказать, что у тебя есть друзья?
— И при этом самые лучшие, — подтвердил Хо. — Друзья, с которыми не надо встречаться.

Московские правила требовали держать ухо востро, а лондонские — держать задницу прикрытой. Московские правила писались на улицах, лондонские сочинялись в тиши вестминстерских коридоров

А ведь ты за них переживаешь, правда?
— Нет. По-моему, это сборище жалких раздолбаев. — Он придвинулся еще ближе. — Но это мои раздолбаи. А не твои.

Когда он впервые попал в это здание, оно напомнило ему джентльменский клуб. Теперь же его осенило, что, скорее всего, все обстоит ровно наоборот: джентльменские клубы напоминают Контору, какой она была когда-то. В те времена, когда здесь занимались тем, что называлось Большой игрой.

Возможно, старость укрепляет наше укоренившееся представление о самих себе и в то же время методично разрушает его основания в реальности, превращая нас в жалкое подобие людей, которыми мы были когда-то.

За стойкой изгибом поднималась лестница. Не такая просторная, чтобы на ней можно было поставить хореографический номер для кабаре, но близко.