Предисловие к седьмому изданию

Бог — это партнер в наших интимных разговорах с самими собой. Каждый раз, когда мы находимся наедине с собой, когда мы в крайнем одиночестве и в состоянии крайней честности ведем разговоры с самими собой, справедливо будет назвать нашего партнера в таких разговорах Богом, независимо от того, считаем мы себя атеистами или верующими. Это различие не актуально в рамках операциональных определений. Наше определение остается в преддверии разделения на теистические или в атеистические убеждения. Разница впервые становится заметной только тогда, когда один лагерь настаивает на том, что это именно разговор с самим собой, в то время как другой лагерь считает, что человек, осознанно или нет, ведет диалог с кем-то, и именно с кем-то другим. Но действительно ли так важно, является ли «крайнее одиночество» просто кажущимся одиночеством или нет? Разве не гораздо более важно то, что оно способствует «крайней честности»? Так как если Бог есть, то, я в этом так или иначе уверен, он не обидится, что его кто-то путает с «собой».

В вопросе, имеет ли все смысл, возможно даже скрытый, или же мир — это один большой бред, знание должно отступить — здесь вера является тем, что должно принимать решения. Там, где аргументы, которые говорят за или против конечного смысла, поддерживают взаимное равновесие, человек, верящий в смысл, ставит весь вес своего человеческого бытия, своей экзистенции, на чашу весов и говорит свое «fiat», свое «Amen»: «Так и быть - я решил действовать так, как будто жизнь имеет бесконечный >сверхсмысл<, возвышающийся над нашей ограниченной способностью восприятия». Вера – это не мышление, уменьшающее реальность мыслимого, а мышление, повышающее экзистенциальность думающего.

оготерапия имеет дело с конкретным смыслом конкретной ситуации, в которую попадает конкретный человек. Лого-теория, однако, остается не только с «волей к смыслу» в целом, но также толкает к воле к конечному смыслу. В рамках феноменологического анализа выявляется следующее: Чем обширнее смысл, тем он менее понятен. Там, где речь идет о конечном смысле вообще, там он полностью лишает себя простого интеллектуального доступа. То, что не-по-зна-ва-е-мо, не должно быть не-ве-ро-я-тным.

Дамы и господа, после того как я продемонстрировал Вам операциональное определение религии, которое является настолько нейтральным, что вместе с тем включает даже агностицизм и атеизм, я также остался психиатром, в то время как рассматривал религию, тем более что я рассматривал ее как человеческий феномен, да, как проявление наиболее человеческого из всех человеческих феноменов, а именно — воли к смыслу. Религия фактически определяется как исполнение «воли к конечному смыслу».

Данное наше определение религии сливается с тем, которым мы обязаны Альберту Эйнштейну: «To be religious is to have found an answer to the question: What is the meaning of life?70» («Быть религиозным - это найти ответ на вопрос: в чем смысл жизни?») И далее, существует еще одно определение, которое нам предлагает Людвиг Витгенштейн: «Верить в Бога означает видеть, что жизнь имеет смысл»71. Как вы видите, физик Эйнштейн, философ Витгенштейн и психиатр Франкл более или менее сходятся друг с другом в этом.

И если Фрейд однажды сказал, что человек не намного безнравственнее, но даже нравственнее, чем он думает, то мы можем к этому добавить: иногда он может быть намного более религиозен, чем он сам готов в этом признаться. Подобная вездесущность веры — будь это только лишь в бессознательном и в смысле веры в конечный смысл — это, вероятно, дает объяснение тому, что провозглашенные атеисты, как можно доказать опытным путем, не отстают от сознательно верующих в том, чтобы найти в своей жизни смысл.

Бог — это партнер в наших интимных разговорах с самими собой. На практике это означает: каждый раз, когда мы находимся наедине с собой, когда мы в крайнем одиночестве и в состоянии крайней честности ведем разговоры с самими собой, справедливо будет назвать нашего партнера в таких разговорах Богом, независимо от того, считаем мы себя атеистами или верующими.

Если кто-нибудь хочет, чтобы я смеялся, тогда он должен соблаговолить рассказать мне шутку. Аналогично обстоит дело также с любовью и с верой; ими нельзя манипулировать. Как интенциональные явления, которые они представляют собой, они появятся только тогда, когда возникнет адекватное содержание и предмет.64 Если Вы хотите привести кого-то к тому, чтобы он верил в Бога, тогда Вы должны сделать Бога вероятным («beliviable») для него и, прежде всего, Вы должны сами действовать правдиво

Если мы подобным образом рассмотрим религию по отношению к языку, то мы также должны указать на то, что никто не должен считать свой родной язык превосходящим другие языки — на любом языке человек может приблизиться к истине — к единственной правде — и на любом языке человек может также заблуждаться, лгать. И так он может посредством любой религии найти путь к Богу — к единому Богу.61 Здесь мы имеем дело не только с лингвистическим, но и с религиозным плюрализмом, религия в целом предстает перед нами в виде различных конфессий, конфессий, ни одна из которых не имеет права претендовать на превосходство над другими. Но разве не может случиться так, что религиозный плюрализм будет рано или поздно преодолен, и на его место встанет религиозный универсализм? Я не верю в своего рода религиозное эсперанто. Напротив. Мы подходим не к универсальной религиозности, скорее, к личной — к глубоко персонализированной религиозности, религиозности, в которой каждый найдет свой личный, свой собственный, свой наиболее самобытный язык, на котором он будет обращаться к Богу.62 Гордон В. Олпорт рассматривает в частности индуизм как «a rare instance of an institutional religion recognizing the ultimate individuality of the religious sentiment» («редкий случай институциональной религии, признающей конечную индивидуальность религиозных настроений») .63

Из этого следует, что религия определяется как система символов — символов чего-либо, что не может быть определено терминами, а затем выражено словами; но разве потребность создавать, точнее, использовать символы - не фундаментальная черта и отличительный признак condition humaine ? Или разве способность говорить, соответственно, понимать сказанное не является конструктивной характеристикой человеческого бытия? Это может быть вполне законным - определить отдельные языки, в том виде как человечество развило их на протяжении всей своей истории, как «систему символов».

«Если Вы глобально рассмотрите правдивость убеждений, правдивость крестьянки Хинтерхубер в Грюнау и правдивость убеждений Б.Ф. Скиннера, вы придете к выводу, что крестьянка, которая верит в непорочное зачатие Марии и во всех святых, находится ближе к истине, чем бихевиорист.»59