Борис Шергин

Корабельные плотники Иван с Ондреяном
Здесь скончали земные труды,
И на долгий отдых повалились,
И ждут архангеловой трубы.

Лет семи начал я у отца проситься в море, а он не внимал:
– Рано тебе, свет, рассол морской пробовать. Лучше тебе мама кофейку нальет.
– Я рыбу хочу промышлять.
– Вот и промышляй у себя ложкой в тарелке.

И еще скажу – никогда не печалься. Печаль – как моль в одежде, как червь в яблоке. От печали – смерть. Но беда не в том, что в печаль упадешь; а горе – упавши, не встать, но лежать. А и смерти не бойся. Кабы не было смерти, сами бы себя ели…

Проезжающий в царскую ссылку человек выговорил им однажды:
– Не в ту сторону воюете, друзья!
– Против кого же воевать?
– Против тех, кому рознь ваша на руку.
– Золотое твое слово. – отвечали Губа и Щека. – Мы таких, как ты, согласны уважать. Садись в нашу лодку, берись за кормило.

Мы, дитя, тогда без книг учились. Морское знание брали с практики[8]. Я расскажу тебе о первом моем плавании с Пафнутием Анкудиновым. Ты поймешь, как мы учились…

Нам свое лицо терять не надобно. У всякой ягоды свой скус.

пот в башмаки бежит

Однако, не хвалясь, скажу: мы мужики по званью и художники по знанью. Искони втянулись в ремесло и достигаем мастерства.

Бабы задирали нос перед Фатьяном, фыркали:
– Вы не можете потрафлять на модный скус. Такой ли ваш фасон, чтобы показывать себя? А у Пыха туалеты как цветы.
Фатьян негодовал:
– А мои набойки разве не цветы? Узоры не собаки, чтобы в нос бросаться.
– У тебя цвет брусничный да цвет коричный. А у Пыха будто феверки. Оделась в мериканском скусе и пошла, как колокольчик…

За морем прок потеряли, только хитрость одна.