Хан Бён-Чхоль

Насилие позитивности, происходящее от перепроизводства, перегрузки и избытка коммуникации, больше не является «вирусным». Иммунология не дает к нему доступа. Отторжение в связи с переизбытком позитивности представляет собой не иммунологическую защиту, а пищеварительно-нейрональную абреакцию и отказ. Истощение, усталость и удушье от переизбытка в равной мере не являются иммунологическими реакциями. Все они – проявления нейронального насилия, которое не является вирусным, поскольку его нельзя объяснить иммунологической негативностью.

Дисциплинарное общество – это общество негативности. Оно определяется негативностью запрета. Негативный модальный глагол, который им управляет, – это «не-сметь». Глаголу «должен» также присуща негативность, негативность принуждения. Общество достижений все больше избавляется от негативности. Усиливающееся дерегулирование напрямую уничтожает ее. Безграничное «мочь» – вот позитивный модальный глагол общества достижений. Его коллективная множественная форма в утверждении «Yes, we can» как раз выражает позитивный характер общества достижений. На место запрета, приказа и закона встают проект, инициатива и мотивация. Дисциплинарным обществом все еще управляет «Нет». Его негативность производит сумасшедшего и преступника. Общество достижений, в свою очередь, порождает больного депрессией и неудачника.

Он также не замечает и присущее обществу достижений системное насилие, которое вызывает психические инфаркты. Не императив слушаться только самого себя, но принуждение к достижениям вызывает депрессию от истощения. В этом отношении синдром выгорания выражает не истощенную Самость (Selbst), но скорее истощенную, выгоревшую душу. Согласно Эренбергу, депрессия распространяется там, где приказы и запреты дисциплинарного общества отступают перед личной ответственностью и инициативой. В действительности больным делает не переизбыток ответственности и инициативы, а императив достижений как новый приказ позднесовременного трудового общества.

Депрессия – это заболевание общества, которое страдает от переизбытка позитивности. Она отражает то человечество, что ведет войну с самим собой.

Ее основное настроение – это удивление так-бытию (So-Sein) вещей, освобожденное от любых манипуляций и процессуальности.

Здесь я устаю не от тебя, но, как говорит Хандке, «с тобой»: «Мы сидели во дворе в лучах послеполуденного солнца и, переговариваясь или без слов, наслаждались общей усталостью <…>. Облако небесной усталости объединяло нас».

Внимание, рассказ.

Пожалуйста, потерпите немного ради рассказа.

А еще потерпите во время рассказа!

Петер Хандке[9]

Посредством сторителлинга капитализм присваивает себе повествование. Он подчиняет его потреблению. Сторителлинг производит рассказы в потребительской форме. С его помощью продукты нагружаются эмоциями. Они сулят особый опыт (Erlrbnisse). Так мы покупаем, продаем и потребляем нарративы и эмоции. Storys sell[11]. Сторителлинг – это сториселлинг.

С другой стороны, посреди цунами информации просыпается потребность в смысле, идентичности и ориентирах, то есть потребность проредить густой лес информации, в котором нам грозит заблудиться.

Именно на голую, ставшую радикально преходящей жизнь реагируют гиперактивностью, истерией работы и производительности. Сегодняшнее ускорение также во многом связано с этой нехваткой бытия. Трудовое общество достижений – это не свободное общество. Оно производит новые типы принуждения. Диалектика господина и раба в итоге приводит не к тому обществу, в котором каждый свободен и способен на досуг. Скорее оно приводит к трудовому обществу, в котором господин сам стал трудящимся рабом. В этом обществе принуждения каждый располагает собственным трудовым лагерем. Этот трудовой лагерь примечателен тем, что в нем заключенные одновременно являются надзирателями, а жертвы – хищниками. В нем эксплуатируют самого себя. Тем самым становится возможной и эксплуатация без господства.