Kiuochi

Рубцы на спине Дазая сводят его с ума.

Буйная подростковая фантазия помогла придумать собственную философию жизни: как раны душевные находят своё отражение на теле физическом.

Так бывает, когда вы с человеком теряете друг друга, а потом находите вновь, и один из вас становится закрытым псевдо-социопатом, а второй неожиданно зажимает в душе и начинает вылизывать ваши шрамы, которые вы всю жизнь ненавидите.

- А потом ты облизал меня чуть ли не с ног до головы и кончил, притираясь к моей заднице, - участливо протянул Дазай, одарив раздражённо нахмурившегося Чую елейной улыбкой. - Ах, да. Не к заднице, потому что ты, коротышка, даже не достал до неё своим членом.

- Я достану до неё своим членом, когда поставлю тебя на колени, - чисто на автомате огрызнулся Чуя.

А потом они ошарашенно уставились друг на друга и громко - пусть и на грани истеричности - рассмеялись.

Старая боль покинула их вместе с затёршимися воспоминаниями из детства о том, как они вообще появились на спине тогда ещё ребёнка, и теперь это просто шрамы. Да, некрасивые, грубые, шершавые, расчерчивающие кожу уродливыми созвездиями, но просто шрамы. И Чуя будет зацеловывать, заглаживать, зализывать каждый из них, пока Дазай если не примет, то хотя бы не смирится с тем, что эти шрамы есть и никогда никуда не денутся.

Важнее то, что впервые за долгое время Дазай чувствует себя нормальным, чувствует себя нужным и любимым. А то, что Чуя готов денно и нощно облизывать - буквально - его шрамы... Что ж, все люди не без привета, и не Дазаю с его исполосованными запястьями что-то говорить об этом. Главное, что они друг с другом по-настоящему счастливы. Это самое - единственно - важное.

Он находит милым то, каким застенчивым внезапно становится Дазай, когда Чуя медленно приближается к нему, пока не склоняется над кроватью Дазая, и его руки не оказываются по обе стороны от тела Дазая, практически запирая его между собой и в этом положении - запах Дазая ощущается, как инъекция наркотика в вены Чуи, и это вызывает привыкание.

Он ощущает себя пьяным из-за этого и он бы с удовольствием продолжил пить каждый звук, который Дазай издаёт, всю ночь, если бы мог.

На мгновение Дазай надувается, но затем два пальца Чуи проникают в его рот и достигают горла, и позвоночник Дазая трепещет, когда голос Чуи, низкий и хриплый, говорит рядом с его ухом:

- Как бы сильно я ни хотел послушать, как ты издаёшь все эти свои милые маленькие звуки, мне нужно, чтобы ты был тихим, чтобы нас не прервали, хорошо?

- Но ты знаешь, как это бывает. Мир не сидит и не ждёт, пока ты смиришься со своими чувствами. Шоу продолжается, и ты должен научиться играть-действовать. Знаешь, весь мир - это сцена.