Николь Краусс

Сколько Бродман себя помнил, он всегда знал ответы на все вопросы — он словно плыл по великому океану понимания, и ему достаточно было просто зачерпнуть из этого океана. И только когда уже стало слишком поздно, Бродман заметил, что океан потихоньку испарился. Он перестал понимать.

Никогда Бродман не любил отца больше, чем в такие моменты, хотя позднее он сомневался, не принял ли за любовь жалость, смешанную с желанием защитить отца от дальнейшей боли.

Следуя инструкциям раввина, Леонард положил свернутый документ на сложенные чашей руки Моники. Тот был слишком большой и в ладонях не умещался, так что она машинально опустила большие пальцы, чтобы документ не выскользнул.

— Нет! — хором закричали раввины.

Оказывается, жене нельзя шевелить руками, чтобы взять бумагу, — она должна быть ей дана. Монику, похоже, не беспокоило варварство этой церемонии. Возможно, ей казалось, что это подходящий конец для ее ошибочного брака.

Природа жестокая и вероломная штука, говорил он мне обычно, когда мы оставались вдвоем, а вдвоем мы оставались часто. Она агрессивна и на удивление смертоносна. Слабых убивают: сначала мучают, а потом убивают, а сильные питаются гниением и распадом. Так что не слушайте разговоры о том, как все кругом дышит покоем — ветер в листве, стрекотание сверчков. Сверчки одиноки, они водят своими надкрыльями по зазубренной жилке, подавая знак сородичам, чтобы те их нашли и либо спарились с ними, либо подрались.

Когда мать не отвечает, Тамар звонит Шломи. Она не то чтобы беспокоится, но в их семье беспокойство всегда было признаком любви, и они редко упускают возможность его выразить.